24 апреля 2019 г.

Разместился этот районный центр Витебщины на высоком холме, омываемом рекой Мяделкой, притоком Западной Двины. Речка разлила свои воды, охватив тут крутой берег двумя озерами — «ставами». Под именем Поставы город существует в письменных источниках с 1409 года. Сейчас здесь 20 тысяч жителей. И каждый из них непременно что-нибудь да слышал об Антонии Тызенгаузе... А мы — предлагаем увидеть этот город во время экскурсий 14 июля и 9 августа «Былое в волшебном зеркале озер» (Будслав — оз. Нарочь — Поставы — Камаи — Лучай) https://viapol.by/assembly/1.9.htm


ЛЮБИМЕЦ КОРОЛЯ

В 1720 году частновладельческое местечко Поставы перешло к Тызенгаузам — представителям древнего немецкого рыцарского рода фон Тизенгаузенов, которые, попав в Лифляндию, переселились затем в Великое Княжество Литовское, со временем изменили свою фамилию на Тызенгауз (по-польски или Тизенгауз — в русском написании), занимали высокие государственные и военные должности. Особенно прославился среди них Антони (Антоний) Тызенгауз — сын Бенедикта, первого владельца Постав из этого рода.



В правление короля Станислава Августа Понятовского Антони получил должность подскарбия надворного, став таким образом управляющим огромными королевскими имениями — экономиями. Наделенный властью, пользовавшийся финансами и безграничным доверием короля, в расцвете сил, Тызенгауз с энтузиазмом приступил к делу. План его был грандиозен, амбициозен и патриотичен. Он намеревался ни больше ни меньше сделать Речь Посполитую независимой от иностранных государств и в рекордно короткие сроки создать в аграрной стране отрасли промышленности, существовавшие тогда в Европе. Первый опыт был поставлен им в собственном родовом имении — Поставах.

Здесь он строит фабрики поясов и полотняную, а также бумажную мельницу — паперню. В центре местечка на Рыночной площади подскарбий возводит ансамбль зданий различного назначения. На окраине местечка закладывает дворец. И, не дождавшись еще окончательных результатов реализации им задуманного, расширяет свой опыт, перенося его из Постав в два центра королевских экономий — Гродно и Шавли (Шауляй).



БЛЕСК И НИЩЕТА РЕФОРМАТОРА

Строил «литовский царек», как именовали его недоброжелатели, в молниеносном темпе, но не очень толково, считая для себя делом чести вводить в стране любую новинку, о который слышали люди, побывавшие за границей, и при этом не слишком задумываясь о действительной надобности и прибыльности того или иного нововведения. Очарованный картиной собственных грез, подскарбий не считался ни с кем и ни с чем. Неудивительно поэтому, что через несколько лет подобной деятельности Антони Тызенгауз стал воистину притчей во языцех…



Под него копали, изводя реформатора интригами и доносами. Издерганный постоянными жалобами на своего подопечного, слабовольный король постепенно свыкся с мыслью, что рано или поздно верному фавориту придется дать отставку. И она состоялась: административная процедура передачи власти превратилась в насильственный шляхетский «наезд» со всеми чертами личной мести. Его предали даже самые близкие друзья…

Дерзкий план подскарбия превышал возможности одной личности, даже столь выдающейся — а это несомненно, — как Тызенгауз. Его благие намерения осуществлялись слишком поспешно, наскоком и потому были обречены на провал. От закончившегося полным крахом предприятия Антони в Поставах на бывшей Рыночной площади (сегодня — площадь Ленина) сохранились лишь отдельные постройки некогда впечатляющего своим размахом архитектурного ансамбля.

АНСАМБЛЬ РЫНКА

Можно только догадываться, каким потрясением стал для тихого захолустья «опыт», поставленный Тызенгаузом. За короткий срок, в 60–70-х годах ХVІІІ столетия, он возвел в Поставах 22 каменных строения! На площади выросли торговые ряды, дома ремесленников, здание городской канцелярии и суда, школа, кафе, заезжие дома, лечебница... Полунищее поселение на глазах его жителей преобразилось вдруг в красивый европейский городок! Было отчего испытать бурю эмоций...



Создание этого каменного ансамбля стало событием не только для Постав, но и для всей белорусской архитектуры, поскольку это был пример первой в Беларуси ансамблевой застройки, осуществленной одним архитектором по единому плану. Очевидно, строительными работами здесь руководил приглашенный из Италии зодчий Джузеппе де Сакко (1735–1798), талант которого многопланово раскрылся и в Гродно — на Городнице.

До наших дней уцелела лишь третья часть прежнего ансамбля: восемь построек, из них пять домов ремесленников, заезжий дом, школа и лечебница. Пластическое решение этих зданий и сегодня удивляет своей гармонией. А их функциональное разнообразие сделало площадь безусловным центром города — административным, религиозным, культурным. Но все же первое место оставалось за ее торговым назначением. Автору проекта удалось создать тот своеобразный камерный ансамбль, который нам, к величайшему сожалению, уже не дано увидеть в сколько-нибудь полном виде — разве что на архивных чертежах.



Время, однако, неумолимо вносило свои изменения в творение зодчего. Так, в конце XIX столетия, после губительного для местечка пожара, на освободившемся от строений плацу было возведено монументальное пятикупольное здание православной церкви. Решенная в формах так называемого русско-византийского стиля, именно она формирует сегодня силуэт старинной площади и в то же время как будто «спорит» своими вертикалями с неоготическим костелом начала ХХ века, грациозно поставленным на правом берегу речки Мяделки на месте древнего городища.

ГОТИЧЕСКИЙ ХОРАЛ



Сложенный из лицевого красного кирпича костел во имя Св. Антония Падуанского (францисканского проповедника-чудотворца, одного из наиболее почитаемых католической церковью святых) является классической иллюстрацией трехнефной базилики с четко обозначенным трансептом, придающим плану храма конфигурацию латинского креста. Изящество пропорций памятника, высокие черепичные крыши, помеченное всплеском сигнатурки-шпиля средокрестие, стройная, искусно прорисованная четырехгранная башня-звонница на фасаде — все это формирует мгновенно запоминающийся, рафинированный и неувядающий со столетиями готический образ.





Вознесенный в небеса храм вот уже более века парит над Поставами. Звуки его торжественной, как органный хорал, и одновременно романтической архитектурной мелодии еще не раз всплывут в памяти тех, кто хотя бы однажды встретился с ним взглядом...

Есть в Поставах и еще один замечательный памятник прошлого — дворец Тызенгаузов. Однако это — отдельная тема, и к ней мы еще вернемся.

8 апреля 2019 г.

Давид-Городок раскинулся на живописных берегах полноводной Горыни — притока полесской красавицы Припяти. Три моста, переброшенные через старое и новое русла Горыни и над озером Сежка, мощенные камнем улочки, уютные деревянные дома с солярными дисками на фронтонах, с узорчатыми водосточными и печными трубами, сады, утопающие в цветах палисадники и, наконец, величавый силуэт Замковой горы — это и есть очаровательный в своей патриархальности городок Давида (Давыда) Игоревича — внука Ярослава Мудрого, волынского князя, который в 1100 году, взамен отобранного у него княжества, получил во владение Погорынье и основал сей город… Подробнее — приглашаем в нашу экскурсию https://viapol.by/corporate/bel-2.14.htm в эту уникальную часть Припятского Полесья


Древнейшим памятником Давид-Городка является Георгиевская (Юрьевская) церковь, расположенная на старом городском кладбище с немалым количеством каменных надгробий — по форме совершенно удивительных, если не сказать — почти загадочных. Кладбище и церковь облюбовали себе место на высоком холмистом берегу озера Сежки. Деревянный храм по одним сведениям был построен в конце XVII века, по другим — в 1724 году. В его интерьере внимание привлекает резной четырехрядный иконостас, выполненный в 1751 году в стиле барокко неизвестным мастером. Прежде в нем находились замечательные по своей пластике Царские врата, ныне хранящиеся — как особая драгоценность — в Национальном художественном музее Беларуси. Иконостас богато расписан и украшен позолоченными резными накладками.



Первый католический храм Божиего Тела был основан тут князем Яном Ольбрехтом Радзивиллом в 1623 году. Костел пострадал от пожара в 1811 году, был отремонтирован и уже вторично сгорел в 1839 году. Новую святыню возвели в десять лет спустя, однако и она не уцелела. Точно так же не повезло и костелу, построенному «за польским часом», в 1936 году, — в советское время он стал клубом…

Еще одно культовое сооружение — колоритное, вычурного силуэта, с трехпролетной брамой — это разместившаяся на площади в центре Давид-Городка каменная церковь во имя Казанской иконы Богоматери (1913). На виду у нее в год празднования 900-летия Давид-Городка была установлена скульптура князя Давида (скульптор Александр Дранец, архитектор Леонид Левин). И сама площадь получила имя князя. Бронзовый герой своим копьем в правой руке показывает на Замковую гору, дабы напомнить потомкам, откуда пошел город Давидов.



К имени князя Давида Игоревича (1055 — 1113) некоторые историки добавляют прозвище «Буйный». И не случайно. Он был сыном Игоря Ярославича, княжившего во Владимире-на-Волыни и недолго задержавшегося на этом свете. И княжич Давид, лишившись отца (а имя его матери историкам неизвестно доныне), с ранних лет не знал родительской ласки да и княжеского удела не получил, став князем-изгоем («князь без княжества»). Это и определило его жестокий и беспринципный характер: он стремился во что бы то ни стало вернуть себе отцовские владения —Владимиро-Волынское княжество — и не останавливался на этом пути ни перед чем.

Его отчаянные похождения могли бы послужить фабулой для «черного» авантюрного романа: убийства, предательства, заговоры, ослепление противника… Прожил Давид Буйный около 60 лет, похоронен в Киеве (впрочем, и в этом нет полной ясности, о чем скажем ниже). Вот именно этот человек и считается основателем города, названного сначала просто Городком. Позже, в ХV столетии, его стали именовать Городок Давидов, а с начала ХVІІ века — Давид-Городок.

По свидетельствам археологов, в начале ХII столетия здесь было поселение дреговичей. На страницы же письменных источников Городок попал много позже. Три с половиной столетия Городецкая княжеская ветвь Рюриковичей владела этим городом и всем уделом, угаснув в 40-х годах ХV века, когда Городок Давидов находился уже в составе Великого Княжества Литовского и им владели Гедиминовичи. Впоследствии город был передан Сигизмундом І Старым своей жене королеве Боне, а от нее в 1551 году перешел к Радзивиллам, которые позже создали Давид-Городокскую ординацию, просуществовавшую до 1939 года.



Сегодня на Замковой горе можно увидеть памятный камень с надписью: «Отсюда есть пошел Городок Давыда. ХІІ век». Камень поставлен тут неспроста. В 1936 году гора эта была объята пламенем пожара — сгорела дотла стоявшая на ней Воскресенская церковь. И тогда жители, решив отстроить церковь на прежнем месте, начали рыть котлован под фундамент будущего храма, а гора оказалась похожей на слоистый пирог. Слои следовали за слоями; почти четыре метра прошли строители и наткнулись не на плотный грунт, а на... древние погребения.

Так случай приоткрыл завесу над тайнами Замковой горы, где, как было установлено, хоронили первых местных князей. Есть предположение, что здесь же, а не в Киеве был погребен и князь Давид Игоревич. Раскопки позволили многое прояснить в истории древнего города, воссоздать картину быта и занятий его жителей. Были вскрыты настилы улиц, раскопаны жилые постройки, найдены предметы труда, украшения... Через 30 лет, в 1960-х годах, археологи продолжили свои изыскания. Однако и по сей день исследована лишь незначительная часть Замковой горы. Как знать, какие открытия ожидают здесь ученых в будущем!

Но уже сегодня можно с уверенностью утверждать, что на укрепленном городище сначала появился деревянный, из дубовых бревен, Верхний (Горний) замок, а затем у подножия горы с конца ХVІ века — Нижний (Дольний) замок. Горынь, ее притоки, заболоченная луговина служили надежной защитой этим замкам. Они соединялись подъемным мостом на цепях. Замковая гора укреплялась на протяжении нескольких столетий и в конце ХVІІ века обрела особенно внушительный вид.



Во время военных действий в середине ХVІІ столетия Замчище переходило из рук в руки и повидало немало хозяев: тут поднимали свои штандарты и хоругви запорожские казаки, войска гетмана польного литовского Януша Радзивилла, российские стрельцы... Тут читал универсал Богдана Хмельницкого атаман Антон Небаба. Три года здесь находился штаб руководителя Городецкого восстания войта города Ивана Богдашевича...

После этих бурных событий кровавого 20-летнего военного разгула (1648 — 1667) наступило мирное время. Замчище постепенно приходило в упадок, так как надобности в нем не было. Радзивиллы превратили это место в административный центр города и волости. Администрация размещалась в деревянном одноэтажном дворце, возведенном в конце ХVІІ столетия на Верхнем замке в окружении хозяйственных строений.



С годами Замчище окончательно утратило свой воинственный облик. Оплыли земляные валы, исчезли оборонительные ограждения, сами собой сгнили башни... В конце концов ничего не осталось и от радзивилловского дворца на Замковой горе. А на месте Нижнего замка появилась улица Замковая, на которой, кстати, до наших дней сохранилось немало интересных деревянных домов. И лишь Воскресенская церковь продолжала будить горожан по утрам звоном своих колоколов, пока и ее в 1936 году не поглотил пожар… С того времени начался новый отсчет в истории Замчища, страницы которой мы только что перелистали.

1 апреля 2019 г.

В четырех километрах от центра Слонима, вдоль реки Иссы, притока Щары, располагается эта усадьба. И чаще всего она остается вне поля зрения многочисленных экскурсантов, приезжающих посмотреть слонимские архитектурные достопримечательности. А между тем Альбертину есть что показать и рассказать любителям белорусской старины… В наших экскурсиях в Слоним https://viapol.by/assembly/1.4.htm каждые первую субботу каждого месяца мы приглашаем ее посетить…


Начало усадьбе в первой половине ХІХ века положил Войцех Пусловский (1762―1833). Сначала поветовый писарь в Бресте, он впоследствии стал предводителем дворянства (маршалком) Слонимского повета, действительным тайным советником. Одним из первых оживил в Беларуси после ее присоединения к России мануфактурное производство, верноподданно служил царскому трону и за поставки продовольствия русской армии во время войны 1812 года был награжден орденом Св. Анны І степени.

То был воистину воскресший фригийский царь Мидас, который, как известно, обращал в золото все, к чему бы ни прикасался. Любое деловое начинание Войцеха Пусловского давало столь же неизменно положительный экономический результат. Пример тому ― убыточные имения слонимского старосты, гетмана великого литовского Михала Казимира Огинского. Попадая в хваткие руки Пусловского, они преображались, словно по волшебству!

Богатства маршалка растут год от года, а злым языкам неймется ― о происхождении капиталов Пусловского ходят самые нелицеприятные слухи, порождаемые не в последнюю очередь завистью к баловню удачи, который жил нарочито на широкую ногу. В его роскошную Альбертинскую усадьбу, где была собрана прекрасная коллекция картин итальянских художников, а из дворовых создан «отменный оркестр», съезжаются титулованная знать и заводчики, писатели и художники...

С Войцехом Пусловским был хорошо знаком Валентий Ванькович ― яркий представитель романтизма в белорусской живописи первой половины ХІХ века, друг Мицкевича и Пушкина, автор психологических портретов и исторических полотен. Писанный маслом парадный портрет Войцеха Пусловского кисти Ваньковича представляет нам уже немолодого, но энергичного человека с ироничным взглядом проницательных глаз.



При Войцехе Пусловском рядом с усадьбой начал формироваться мощный промышленный комплекс. Во второй половине ХІХ ― начале ХХ века тут обосновалась, без всякого преувеличения, индустриальная столица Слонимщины. Около полутора десятков предприятий, на которых производили сукна и шелк, спички и гвозди, бумагу и картон, ткали ковры, лили чугун, изготовляли кирпичи, пилили лес, мололи муку... В 1885 году к Альбертину провели железную дорогу, в следующем году здесь построили гидроэлектростанцию.

С началом Первой мировой войны этот огнедышащий промышленный горн потух. Ветеран индустриального Альбертина ― знаменитая суконная фабрика, просуществовавшая почти столетие, теперь смотрит на нас со своего отлично сделанного фирменного знака, обрамленного оттисками медалей многочисленных выставок. Зато мельница, в переделанном виде, используется и сегодня как цех картонно-бумажного завода «Альбертин», которому и принадлежит сегодня былая усадьба со всеми ее многочисленными сооружениями.



Здешний дворцово-парковый ансамбль дошел до наших дней несколькими постройками и парковыми композициями, размещенными по берегам живописного озера. Дворец Пусловских по-прежнему встречает посетителей парой «античных» ваз и возлежащих у входа львов ― хранителей домашнего очага. Внутренняя планировка здания теперь приспособлена для Дома культуры и библиотеки. О былом великолепии его покоев приходится лишь догадываться, веря на слово восторженным свидетельствам очевидцев.

Сохранились здесь и другие усадебные строения: жилой и служебный флигеля, пилоны въездной брамы и живописное, в каменной ограде, здание конюшни, которое само по себе почти что дворец (а сегодня еще и гостиница). Постройку соорудили в начале ХХ века из лицевого красного кирпича ― в два этажа, с двумя ризалитами наподобие башен, с арочными, зубчатыми и круглыми окнами, сдвоенными и строенными. Все это, в духе ренессанса, было задрапировано рустом. Въезд в конюшню броско исполнен в виде подковы с маской головы коня. Старый парк продолжает звучать как романтическое эхо некогда амбициозного гнезда Пусловских ― таких разных, неоднозначных, но неизменно деятельных, оставивших яркий след в истории.

Во время «Листопадовского» восстания 1830–1831 годов третий по старшинству сын Войцеха Пусловского ― Адам Титус, бывший корнет Александрийского гусарского полка, возглавил отряд из тысячи повстанцев, большую часть которых позднее арестовали и сослали в Сибирь. А сам он, тяжело раненный, признанный преступником первой категории, эмигрировал и умер во Франции в 1854 году. Его брат, Франтишек, заменил отца на посту слонимского маршалка; выстроил под Варшавой дворец, славившийся своим антиквариатом; получил от Римского Папы Пия ІХ в 1869 году графский титул, не признанный, однако, в России. С именем младшего сына Войцеха Пусловского ― Вандалина связано строительство монументального замка-дворца в Меречевщине под Коссово, где родился руководитель национально-освободительного восстания 1794 года Тадеуш Костюшко.



Благодаря Пусловским ― и это стоит особо подчеркнуть ― в 20−30-х годах прошлого века Альбертин приобрел мировую известность. Здесь на пожертвования влиятельного политика графа Владислава Пусловского был основан иезуитами восточного обряда миссионерский центр, занимавшийся популяризацией идей церковной унии. Патроном этого центра стал не кто иной, как Папа Пий ХІ. Альбертинский Дом иезуитов ― а он включал в себя церковь, монастырь, школу, детский приют, библиотеку, издательство ― посещали папский нунций в Польше, примас Польши, епископы, генерал ордена иезуитов...

Во время Второй мировой войны миссия перестала существовать. В 1996 году, к 400-летию Брестской церковной унии, в Альбертине открыли памятный крест в честь всех тех, кто инициировал неоунию. Бывший монастырь стал ныне интернатом, униатская церковь ― православной во имя преподобномученика Афанасия Брестского.

25 марта 2019 г.

Кальвинистских храмов (так называемых сборов, или, по-белорусски, збораў) до середины ХVІІ столетия в Беларуси насчитывалось, по свидетельству историков, почти девяносто. Многие из них были деревянными, и от века к веку число их сокращалось, по мере того как кальвинисты теряли свои позиции и деревянные святыни, ветшая, разрушались. До наших дней уцелело лишь несколько в большей или меньшей степени перестроенных и по-разному используемых кирпично-каменных храмов, один из которых — в Жодишках. Его судьба очень поучительна! В экскурсии Виаполя «И музыкой звучат воспоминанья…» по маршруту Крево — Залесье — Сморгонь — Жодишки — Вишнево мы как раз говорим об этом… https://viapol.by/corporate/bel-1.11.htm


Однако, прежде чем говорить об этом памятнике, несколько слов о самом кальвинизме. Радикальная доктрина французского богослова и блестящего писателя Жана Кальвина (Ковен — так звучит его фамилия по-французски, что значит «лысый»), выходца из среднего сословия, уже при жизни признанного всеми учителя протестантизма, нашла в Великом Княжестве Литовском благодатную почву и могущественного покровителя — канцлера и виленского воеводу Миколая Радзивилла Черного. Его пример обращения в «новую веру» — публично это случилось в 1553 году — вдохновил многих.



Почти во всех крупных городах Беларуси появились кальвинистские школы, в которых обучались дети шляхты. Последователи Кальвина принимали активное участие в деятельности государственных органов, благодаря чему уже в 1563 году протестанты, наряду с православными, были уравнены в правах с католиками. Однако католическая церковь повсеместно ответила на критику протестантов Контрреформацией, которую возглавил орден иезуитов, что привело к религиозным войнам в Европе. В Беларуси это противостояние не приняло столь радикальных форм. Основные положения о веротерпимости были зафиксированы в монарших привилеях и в Статуте 1588 года. Таким образом, Речь Посполитая Обоих Народов, объединившая Великое Княжество Литовское и Королевство Польское, превратилась во второй половине ХVІ столетия в одно из самых религиозно-терпимых государств Европы.

Но даже внутри семей магнатов, шляхты и части зажиточных горожан, где кальвинизм пустил особенно глубокие корни, после заключения Люблинской унии (1569) происходит смена религиозных приоритетов — протестантизм постепенно утрачивает свое влияние. Дети кальвинистов, охотно поступая в иезуитские коллегиумы, которые давали прекрасное по тем временам образование, выходят из этих учебных заведений рьяными католиками. Лишаясь крупных покровителей, меценатов, кальвинисты вынуждены были сворачивать свою деятельность. Закрываются их храмы, школы, типографии…



Село с балтским именем Жодишки расположено в двадцати километрах от Сморгони при старинной дороге, идущей на Свирь. Считается, что сбор был построен тут в 1612 году. В процессе переделок храма в начале ХХ века к нему добавили две боковые каплицы. Кроме того, была изменена ориентация святыни. Главный вход устроили с восточной стороны, и колокольня оказалась над алтарем. В довершение ко всему в Первую мировую войну башня была сильно повреждена и уже более не восстанавливалась, а ее нижний ярус превратили в апсиду, укрепленную угловыми контрфорсами.



Сегодня храм внешне выглядит более чем скромно. Аскетичность, архаично-массивная архитектоника присутствуют и в конструкциях интерьера памятника, что было вполне в духе кальвинизма. Вместе с тем при переделке сбора под костел в середине ХVІІІ столетия в нем появились подчеркнуто декоративные, исполненные в стиле рококо алтари — главный и два боковых. Своды каплиц украсились в 30-х годах ХХ века живописью, выполненной известным белорусским художником Петром Сергиевичем (1900 — 1984).



Чтобы понять, сколь сложен и противоречив был исторический путь памятника, уместно проследить эволюцию смены его хозяев. В 1709 году в Жодишках по соседству со сбором обосновались иезуиты. В своей усадьбе последователи Игнатия Лойолы возвели деревянный костел, затем открыли школу и аптеку, выстроили каменный двухэтажный коллегиум. Под напором иезуитов кальвинисты вынуждены были капитулировать и покинуть свое насиженное гнездо. А их сбор перешел к иезуитам.



После издания в 1773 году буллы папы Римского Климента XIV о запрете ордена иезуитов жодишский коллегиум, как и многие другие, был упразднен. И хотя гонимые отовсюду иезуиты благодаря своей изворотливости нашли приют на землях Российской империи, куда после третьего раздела Речи Посполитой (1795) попали и Жодишки, однако здание местного коллегиума стало собственностью новых владельцев местечка. В конце ХVIII столетия они переделали его в усадебный дом-дворец с трехэтажным ризалитом, сохранившийся тут доныне и используемый под больницу вот уже 70 лет…



Однако вернемся к сбору, ибо разговор о нем отнюдь не закончен. Перешедший к иезуитам, он в 1820 году (после высылки иезуитов из Российской империи согласно указу императора Александра I — так завершился начатый Екатериной II и законченный ее любимым внуком Александром почти полувековой «флирт» российских властей с последователями Игнатия Лойолы) стал фарным Троицким костелом и даже после восстания 1863 года избежал печальной участи многих закрытых властями католических святынь, оставшись действующим приходским костелом, каковым является и сегодня!



В 1924 году священником этого костела стал Винцент Годлевский — известный белорусский религиозный, общественный и культурный деятель. Свою жизнь он посвятил служению Богу и белорусской идее. В 1918 году отец Винцент вошел в состав Рады — правительства Белорусской Народной Республики.

В здешнем костеле он начал читать проповеди на белорусском языке. Два года его пребывания тут произвели переворот в самосознании прихожан. Сюда потянулся народ из соседних парафий. Жодишки обрели известность во всей Западной Беларуси! Польские власти арестовали ксендза, но из-за протестов общественности вынуждены были его освободить. Как национальный герой вернулся он в храм. Потом последовали другие аресты, тюрьмы — борьба за белорусизацию Костела продолжалась.

В 1942 году, незадолго до Рождества Христова, Винцента Годлевского схватили фашисты в оккупированном Минске. На 54-ом году жизни он был расстрелян в концлагере Тростенец, так и не успев отслужить Рождественскую мессу... Его судьба, как и судьба костела в Жодишках, изобилует тяжелыми испытаниями. И храм ХVІІ — ХХ веков является сегодня зримой иллюстрацией непростого пути, пройденного и кальвинизмом, и католицизмом на наших землях.



Все экскурсии Виаполя смотрите в разделе "Экскурсии по Беларуси" https://viapol.by/belarus.htm. В этом году там нет посещения Жодишек, но поехать на эту экскурсию Вы можете своим предприятием-командой, заказав эту экскурсию «И музыкой звучат воспоминанья…» по маршруту Крево — Залесье — Сморгонь — Жодишки — Вишнево https://viapol.by/corporate/bel-1.11.htm

11 марта 2019 г.

Архитектурно-историческая экскурсия «Зодчество Налибокского края» была разработана в Минском бюро путешествий и экскурсий сорок лет тому назад. С той поры она претерпела немало изменений как в композиционном построении, так и в подаче материала, в расстановке новых смысловых акцентов. Все это лишний раз доказывает, что экскурсия не есть нечто застылое, раз и навсегда данное. Она воистину живой, самообновляющийся организм! Каков же маршрут в Налибокский край сегодня? Приглашаем увидеть это на экскурсии «Виаполя» 19 июля https://viapol.by/assembly/1.5.htm


ЧТО БЫЛО

Толчком к созданию этого маршрута послужила вышедшая в 1979 году книга известного белорусского журналиста и краеведа Леонида Прокопчика «В краю Налибокской пущи». Для экскурсоводов она словно распахнула двери в тот чудесный край, который, представ в красочном и эмоциональном изложении автора, в конечном счете и дал имя новорожденной экскурсии — «Зодчество Налибокского края».



Сегодня поэтических и прозаических названий у нее хоть отбавляй. Это позволяет творцам названий — каждому в отдельности — считать экскурсию «своей», что весьма отрадно: значит, маршрут удался! И «видеорядом», и информационной насыщенностью. Он выдержал самый строгий экзамен — проверку временем. Причем перечень объектов, предлагаемых вниманию любителей старины, практически не изменился до сих пор. А вот о последовательности чередования достопримечательностей на маршруте и об их нынешнем, не в пример прежнему, использовании следует сказать подробнее.



Поначалу экскурсионный автобус двигался к Налибокскому краю через... Заславль — Молодечно — Сморгонь, добираясь до Крево по пыльному 20-километровому участку сморгонской дороги, усеянной «вещдоками» Первой мировой войны — глядящими окрест через узкие проемы-глазницы дотами, что некогда метили линию российско-германского фронта. Подъезд к Кревскому замку предваряла усыпанная валунами речная долина с Юровой горой былинной красоты.



Тогда еще тут не было привычного теперь белокаменного костела Преображения Господня, появившегося в 1990-х годах на том месте, где в 1387 году король польский и великий князь литовский Владислав II Ягайло заложил один из первых в княжестве (и первый в своей кревской вотчине) костелов!



Осмотрев величественные и печальные руины замка, экскурсанты продолжали «пыльный» путь — к Борунам. Замечательный ансамбль построек бывшего униатского монастыря был достойной наградой путешественникам за все дорожные мытарства, но... Дальше надо было делать болезненно трудный выбор: либо продолжать сражаться с «гравийкой», двигаясь к Гольшанам и Богданово; либо поворачивать у Борун на Богданово, отрезая Гольшаны, и уже по асфальтированному шоссе добираться до родины живописца Фердинанда Рущица, а оттуда — до Вишнево и Воложина. Оценив все pro et contra, создатели маршрута, в числе которых был и автор сих строк, пришли к выводу: второй вариант, как ни жаль, предпочтительнее. В пользу этого прежде всего говорила тогдашняя полная заброшенность гольшанских древностей, хотя их историческая ценность была вне всяких сомнений. И вот прошли годы...

ЧТО ЕСТЬ И ЧТО БУДЕТ

Сданная в эксплуатацию в конце 1980-х годов Гродненско-Вильнюсская автомагистраль (М6/М7) разрубила гордиев узел дорожных проблем на указанном маршруте. Малодоступное ранее Крево всесильный Случай преподнес на блюдечке — оно оказалось рядом с шоссе на Вильнюс. Стало быть, отпала необходимость ехать к древнему местечку кружным путем через Сморгонь.
Была заасфальтирована и дорога Крево — Боруны — Гольшаны, которая прошла у подножия Гольшанского городища — памятника археологии ХІІ — ХІV столетий. В самих Гольшанах отремонтированы величественный барочный костел Св. Иоанна Предтечи и Св. апостола Иоанна, православная церковь Св. Георгия, придорожная каплица.

Правда, по-прежнему с укоризной глядят здесь на путешественника руины замка Сапег, по которым прошелся своим гипнотически живописным пером Владимир Короткевич в романе «Черный замок Ольшанский». Но начались и у замка не так давно реставрационные работы, а также благоустройство окрестной территории памятника. Уже приведена в порядок северная башня, которая в скором будущем станет ценным демонстрационным экспонатом былой магнатской резиденции.

Обновлен вишневский костел, эффектно поставленный на высоком берегу Гольшанки, с которого теперь открываются упоительные заречные дали и темно-зеленый редут пущи. Произошли серьезные перемены в Воложине: восстановлен в прежних правах костел Св. Юзефа, расчищена крипта святыни с погребениями фундаторов — графов Тышкевичей. Наконец, панорама Першаев (места, связанные с именами Винцента Дунина-Марцинкевича и Ядвигина Ш.) украсилась обновленным двухбашенным костелом Св. Юрия выразительного силуэта...





Все это позволяет по-новому взглянуть на «сверхзадачу» налибокского маршрута, а именно: показать экскурсантам не только архитектурные памятники определенного региона (исторически объединяющим началом которого издревле была Налибокская пуща, многократно ужавшаяся, подобно бальзаковской шагреневой коже, в результате хозяйственной и бесхозяйственной деятельности человека), но и особенности жизненного уклада, культуры, быта такого феномена прошлого, каким является белорусское местечко.

Это слово выпало из нашего современного лексикона в 1938 году, когда президиум Верховного Совета БССР взял да и упразднил своим указом «О классификации населенных пунктов Белорусской ССР» название «местечко», заменив его канцелярскими «новоделами»: городской поселок или поселок городского типа. Некоторые же местечки просто-напросто административно перевели в деревни. Участь сия постигла все населенные пункты налибокского маршрута, исключая лишь Воложин, который сегодня хотя и числится городом, но все-таки остается в душе не чем иным, как местечком…



Отличительная черта именно этого маршрута заключается в том, что он дает прекрасную возможность увидеть местечки различного типа: великокняжеские (господарские), частновладельческие, церковные. Те, что имели Магдебургское право и свой герб. Те, что были центрами магнатских экономий. Словом, следуя проторенной дорогой, открываешь для себя широкий культурно-исторический и событийно-бытовой пласт из минувшего в его интригующе разнообразных ракурсах. Ведь не секрет: глядя на одну и ту же вещь, можно увидеть ее и так и этак — все зависит от угла зрения. И как тут не припомнить строки из полного горечи и умиления сонета «Мястэчка» Владислава Сырокомли:

Мястэчка дробнае, якое ўсё ў руiне,
Не выклiча слязы, цiкавасцi нi ў кога,
Вандроўнiк абмiнуць яго здалёк павiнен,
Як заўжды абмiнаем бедняка старога.

Эта пронзительная метафора из 1844 года нисколько не устарела — она безупречно точна и верна по сей день! Дополним ее еще одной цитатой, принадлежащей уже перу именитого польского историка ХХ столетия Юлиуша Бардаха: «Каждый народ сформирован своим минувшим — он таков, каким его сделала его же история. Перемены, которые несет с собой бег исторических событий, изменяют его, но это не происходит легко и быстро. Прошлое, даже не находя более соответствия в нынешнем времени, живет в общественном сознании и может воздействовать таким путем на ход исторических событий».

Каков же маршрут в Налибокский край сегодня? Приглашаем увидеть это на экскурсии «Виаполя» 19 июля https://viapol.by/assembly/1.5.htm.

А если Вам для сотрудников или гостей предприятия в Минске / Беларуси надо заказать эту экскурсию — Вам сюда https://viapol.by/corporate_belarus.htm. Экскурсия 1.5 "Зодчество Налибокского края" Вам точно понравится!

4 марта 2019 г.

Там, где сходятся границы Ошмянского, Ивьевского и Вороновского районов Гродненщины, есть забавный феномен: земли Шальчининкайского района Литвы, заселенные преимущественно этническими поляками, вдаются в Беларусь — вплоть до Геранён — выступом-аппендиксом с «перешейком» размером в три-четыре километра, так что литовские пограничники с двух сторон этой почти соприкасающейся границы могут, пожалуй, видеть фуражки друг друга.
По белорусскому периметру сего причудливо изогнутого государственного рубежа бок о бок разместились старинные поселения — одно другого интереснее… Об этом — в наших экскурсиях "По дорогам Виленщины" https://viapol.by/corporate/bel-1.28.htm и "Там бьет крылом История сама" https://viapol.by/assembly/1.25.htm


Трабы. Это бывшее владение литовских князей Трабских известно с ХV столетия, когда князь Трабус построил здесь замок. В конце того же столетия внук княгини Марии Трабской — Ольбрехт Гаштольд стал владеть Трабами, и от Гаштольдов имение перешло к королю польскому и великому князю литовскому Сигизмунду I Старому, а затем к его сыну Сигизмунду II Августу — тут находилась королевская резиденция. Петро-Павловская церковь в Трабах была сложена из дерева в 1784 году и существенно переделана на рубеже ХIX—XX столетий. Тогда же при ней соорудили высокую звонницу, включенную в ограду из бутового камня. Церковь предельно проста по композиции, и если бы не четыре куполка да шатровое покрытие звонницы, то глазу и задержаться было бы не на чем.

А вот у здешнего костела Рождества Пресвятой Девы Марии, напротив, очень живописный силуэт. Этот монумент из желтого кирпича возвели в 1905 году. Его мощные квадратные трехъярусные башни на главном фасаде, заключающие меж собой стрельчатый перспективный портал внизу и ступенчатый фронтон-щит вверху; хоровод контрфорсов; размашистые крылья трансепта, решенные как самостоятельные большие объемы наподобие каплиц; пятигранная апсида — все это оставляет в памяти яркий, запоминающийся образ некоего готического «мистицизма»…



От ограды костела начинается дорога на Жемыславль, подводящая путника прямо к пилонам-столбам, которые служат своеобразным парадным входом в это некогда богатое, отлично ухоженное имение. С 1805 года тут поселился Якуб Умястовский, польский магнат, скупавший фольварки в тогдашнем Ошмянском повете, куда входило и это имение. После него усовершенствованием усадьбы занимались его сыновья. Их усилиями были выстроены флигеля, двухэтажная ледовня, оранжерея, манеж, заложены новые фольварки… А в 1863 году в окружении пейзажного парка, на берегу пруда, был сооружен элегантный дворец с бельведером и коринфскими портиками по обеим сторонам — этакая уменьшенная копия королевского «Дворца-на-воде», созданного для утех последнего монарха Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского в Лазенках под Варшавой. Лепка на потолках и мозаичный пол сближали жемыславский дворец с варшавским прототипом, а богато убранные интерьеры свидетельствовали об отменном вкусе владельцев усадьбы.



Особенно отличился тут Владислав Умястовский. Живя между Вильней, Краковом, Варшавой, Парижем и Жемыславлем, он превратил усадьбу в высокоприбыльный сельскохозяйственно-промышленный комплекс. Его жизненным кредо были мудрые слова: «Жить надо так, как будто умрешь завтра, а работать надо так, как будто будешь жить вечно».



Со смертью Владислава для его жены Янины настали тяжелые времена (революция 1905 года, Первая мировая война). И она принимает вынужденное обстоятельствами решение — сдать имение в аренду. Во время войны усадьбу заняли немцы, устроив тут нечто вроде дома отдыха, — графиня же удалилась со своей матерью в Петербург. После окончания военных действий Янина попыталась восстановить дворец и его убранство, разграбленное немцами и местными жителями, но началось дробление (так называемая «парцелляция») крупных имений в Польше, и Умястовская сочла за благо передать Жемыславль с несколькими фольварками в дар Виленскому университету для научных целей.



Дворец, переживший в 2012 году большой пожар, недавно перешел к новому владельцу. Окажется ли ему под силу вдохнуть жизнь в пустующие и ветшающие постройки некогда амбициозного графского гнезда — время покажет. А вот корпусу здешнего спиртзавода, кажется, не грозит никакое разрушение: при советской власти он был значительно перестроен из винокурни Умястовских и без устали работает доныне, доказывая своим несокрушимым бытием, что борьба с алкоголизмом сродни изобретению вечного двигателя…



А едва отъедешь от Жемыславля, как у дороги появляется деревня Суботники, чье название (кстати, с одной, а не с двумя буквами «б») вовсе не дань, как можно было бы сгоряча подумать, советским обычаям устраивать субботники по поводу и без повода. Это имя утвердилось за поселением еще в конце ХVII столетия. Здешний краснокирпичный костел Св. Владислава еще издали интригует… не то слово — завораживает своей грациозной силуэтной графикой.



Возводили святыню Владислав и Янина Умястовские. В нем и похоронили фундатора, а затем в усыпальницу были внесены останки его давно умерших родственников. Об этом подробно сообщает мемориальная доска, установленная в 1931 году в крипте храма, где находится фамильная усыпальница Умястовских. К чести прихожан и деятельного ксендза Александра, она содержится в образцовом порядке: изумительная чистота, блистающие полированными гранями мраморные плиты с именами и датами... Только на надгробии, предназначенном для Янины (она предусмотрительно позаботилась о нем сама), нет ни имени, ни дат: графиня умерла в 1941 году вдалеке от родового гнезда — в Риме.



14 километров отделяют Суботники от нынешней деревни Геранёны, которая уже с 1403 года века фигурирует в документах как Геранёны Мурованые или Гаштольдовы. Великий князь литовский Сигизмунд Кейстутович в 1433 году подарил это имение Яну Гаштольду. Позже им владел внук Яна — Ольбрехт Гаштольд, получивший в 1530 году от императора Священной Римской империи Карла V титул графа «из Мурованых Геранён». Будучи к тому времени владельцем огромной латифундии и занимая самые высокие должности в государстве, он построил в своем родовом имении Геранёнах в начале ХVI века замок и при нем каплицу. Геранёнский замок — одна из самых первых каменно-кирпичных магнатских резиденций в Беларуси. По почтенности возраста с нею может соперничать разве что замок старшей линии Радзивиллов в Мяделе, дошедший до наших дней, что называется, на археологическом уровне. Увы, не лучше состояние и здешнего замка. Он был разрушен в середине ХVII столетия. Ныне это просто глыбы из кирпичей и камней, упрятанные в зарослях деревьев и кустарников за земляными валами. Уже на гравюре Наполеона Орды второй половины ХIX века замок предстает именно в таком заброшенном, но, как всегда у Орды, романтизированном облике…



За пределами замка стоит запечатленный и на гравюре костел Св. Николая — его как каплицу в 1519 году заложил Ольбрехт Гаштольд. Контрастная бело-красная окраска фасадов подчеркивает его архитектурный декор, в котором при желании можно увидеть отблески барокко. Именно в этой святыне в 1537 году пошел под венец со своей избранницей 15-летней Барбарой Радзивилл Станислав Гаштольд, коему в ту пору было около тридцати. Через пять лет Барбара станет вдовой и вскоре приглянется молодому королевичу Сигизмунду II Августу (они были почти ровесниками). «Любовью века» назовут современники и потомки их захватывающий роман, который завершится коронацией Барбары на Вавеле вопреки ожесточенному сопротивлению ее недоброжелателей. Но и этот ее брак окажется скоротечным: менее чем через полгода похоронный кортеж торжественно доставит ее останки из Кракова в Виленскую катедру. Родовые имения Гаштольдов, в их числе и Геранёны, перешедшие по наследству к Барбаре, станут принадлежать ее супругу — последнему из Ягеллонов…

А за спиной у деревни Геранёны, всего в трех километрах, стоит одноименный пограничный КПП. Вот таков он, этот странный, сам себе на уме аппендикс…

15 февраля 2019 г.

Уладзімір Ілліч Содаль — беларускі літаратуразнавец, краязнавец. У 1967 — 2000 гадах працаваў на Беларускім тэлебачанні. Даследчык беларускай літаратуры і культуры ХIХ — XX стагоддзяў: жыццёвага і творчага шляху В. Дуніна-Марцінкевіча, Ф. Багушэвіча, Я. Купалы, М. Багдановіча, Ядвігіна Ш., Зоські Верас і інш. Аўтар шматлікіх кніг і артыкулаў, складальнік альбомаў, укладальнік зборнікаў твораў...

Так прадстаўляюць Уладзіміра Содаля энцыклапедычныя крыніцы і літаратурныя даведнікі. Убачыць на ўласныя вочы мясціны Багушэвіча, пачуць пра карані яго творчасці запрашаем падчас экскурсіі “Астравецкая кругасветка” па маршруце Кушляны — Солы — Астравец — Варняны — Міхалішкі — Гервяты https://viapol.by/assembly/1.6.htm


Лёс звёў мяне з гэтым самаахвярным чалавекам сорак год таму, калі ў Мінскім бюро падарожжаў і экскурсій, дзе на той час я працаваў, пачалі ствараць першыя літаратурныя маршруты па Беларусі і па-за яе межамі. Пушкінскія Горы, Ясная Паляна Льва Талстога, Спаскае-Лутавінава Івана Тургенева, Карабіха Мікалая Някрасава... Экскурсаводы, дзякуючы сваёй рухавай прафесіі, ўжо пабачылі на ўласныя вочы гэтыя і іншыя знакамітыя мясціны, і добра памятаю, як мы зайздросцілі сваім расійскім калегам. Расказваць пра слыннага літаратара ў ягонай сядзібе, там, дзе выспявала постаць творцы, дзе фарміраваўся ягоны светапогляд, дзе нараджаліся творы, што сталі класікай сусветнай літаратуры, — ці ж гэта не кранае душу да самага ейнага донца?! Якую незвычайную ці, лепш сказаць, надзвычайную ўладу атрымлівае над сваімі слухачамі экскурсавод, калі ён распавядае менавіта «там, дзе…»!



От адным разам сталася так, што ў вандроўку па літаратурных мясцінах Беларусі я трапіў з супрацоўнікамі літаратурна-драматычнай рэдакцыі Беларускага тэлебачання, сярод якіх быў і Уладзімір Содаль. Ехалі мы ў госці да Мацея Бурачка — у Багушэвічавы Кушляны, у той чароўны куточак, дзе прайшло маленства, юнацтва і апошнія гады жыцця «Прарока беларускага Адраджэння». І на сёння гэта, бадай, адзіная на Беларусі цудам ацалелая, далікатна ператвораная ў мемарыяльны музей пісьменніцкая сядзіба, якая амаль напоўніцу захавала сваё першапачатковае аблічча.



Палеткі, пералескі, сажалка, драўляны сядзібны дом, капліца, мураваная абора... Вось нарэшце развіталіся мы са сваім аўтобусам — і адчулі пад сабой кушлянскую зямліцу. Водар лугавых кветак, стракатыя фарбы спелай восені, птушыная гамана і... хударлявы, жвавы чалавек сталага веку, што не ішоў, не, — бег насустрач гасцям з усмешкай на твары. Гэта быў Міхал Ляпеха! Яго як гаспадара Багушэвічавай хаты (на тую пару — вясковай бібліятэкі) адрэкамендаваў нам Уладзімір Содаль. Па ўсім было відаць, што знаюцца яны няблага, нягледзячы на розніцу ва ўзросце. Міне добры час — і Уладзімір Ілліч скажа пра тутэйшага ахоўніка Кушлянскага кута, ужо нябожчыка: «У 1951 годзе ў Багушевічавай хаце пасяліўся ўлюбёны ў паэтава слова Міхал Сымонавіч Ляпеха, якому і народны жарт быў падуладны, які і сам здатны быў экспромтам радок зарыфмаваць, які пра самога сябе казаў: «Ляпеха — жыве дзеля смеха». Ці то: «Ой, будзе ўсім гора, што Ляпеха памрэ скора».





Гэтыя радкі я цытую з кнігі Ул. Содаля «Умей слухаць» (2003), што прыхавала пад сваёй вокладкай сапраўдныя дыяменты народнай творчасці: жартоўкі, анекдоткі, аповеды, досціпы... Іх старанна збіралі, запісвалі ў кушлянскім наваколлі вельмі падобныя адзін да аднаго душой і сэрцам рупліўцы: Міхал і Уладзімір. Разгорнеш гэтую невялічкую, але вартую шчырай удзячнасці кнігу — і імгненна адчуеш натуральную, нібы пах паветра ці смак вады, прыгажосць матчынай мовы, яе багацце, дасціпнасць, якую набывае яна ў вуснах народа. І зразумееш, што за карані жывілі сваімі сокамі моцнае дрэва таленту Францішка Багушэвіча...



«Святы той куточак фальварак Свіраны» — так называецца іншая кніжка багушэвічазнаўцы, якая распавядае пра тую адметную мясціну, адкуль прыйшоў у свет божы Франусь Багушэвіч і дзе, як той казаў, «яго пуп закапаны». Там, у Свіранах, ён падрастаў да шасці гадоў. Там беларусы Віленшчыны стварылі народны паэтаў мемарыял! Бо калі ў пачатку 1990-х гадоў Свіраны апынуліся за беларуска-літоўскай дзяржаўнай мяжой, віленчукі «учапіліся за іх, як за нацыянальны сцяг, узялі пад сваю апеку», — сведчыць Ул. Содаль у «Слоўку на прадмоўку» да сваёй кнігі, на старонках якой — безліч найцікавейшых фактаў!



Каб падсумаваць усё напісанае Ул. Содалем аб Ф. Багушэвічу, дык будзе ні больш ні менш манаграфія, захапляльны жыццяпіс Асобы, чыя веліч павольна-паступова раскрываецца ў часе і ў культурна-гістарычнай прасторы, ды пакуль што не асэнсаваная, не спасцігнутая намі як мае быць. У Содаля ж хапала ахвоты, часу, сродкаў займацца Багушэвічам дзесяцігоддзямі... Ён нястомна адшукваў, занатоўваў, а потым з радасцю прапановаў як шырокаму колу чытачоў, так і літаратуразнаўцам тое, што сталася вынікам плённае працы аўтара, нават калі гэты вынік — зусім маленькае, але важкае ўдакладненне ў біяграфіі ягонага героя.

Мімаходзь ўпамянуў я тут аб сродках... Справа ў тым, што шмат год запар Содаль выдаваў свае кнігі невялікімі, калі не сказаць — мізэрнымі, накладамі (па 300 асобнікаў!) на ўласныя грошы, адкладзеныя ад маленькай пенсіі колішняга працаўніка «культурнага фронту». Вядома, прыбыткам ад такого «літаратурнага бізнесу» была дзірка ад абаранка, балазе звесці б канцы з канцамі, разлічыцца з выдавецтвам. Але ж руплівец — ён таму і ёсць рупліўцам, што, паводле біблейнага выразу, «не ад свету гэтага».

Ужо і здароўе даўно не тое, і прывід чарговага непажаданага юбілею паўстае перад вачыма... Але ж трэба збірацца ў вандроўкі — таксама ўласным коштам, — то-бок хадзіць па хатах, распытваць старэнькіх бабуль ды дзядуляў, занатоўваць, апрацаўваць, корпацца ў бібліятэках, па архівах, весці перапіску са сваякамі, родзічамі «бессмяротных», з афіцыйнымі ўстановамі... Дык хто ён, гэты апантаны чалавек? А так сабе — прыватная асоба. Якая немаведама чаму не можа сядзець, склаўшы рукі ды абыякава пазяхаючы на ўсе бакі. Усё нешта гэтай няўрымслівай асобе патрэбна, што другім наогул непатрэбна і нават — дзіўна. Словам, дзівак-чалавек!



Між іншым, гэтак жа, з нейкім непаразуменнем, а то і з’едліва, глядзелі ў пазамінулым стагоддзі і на Францішка Багушэвіча шмат хто з ягоных сучаснікаў — «osób szanowanych i godnych» ды ўвогуле «людей приличных». Навошта гэтаму шляхціцу, віленскаму адвакату нейкая штучная беларуская мова, думалася ім, калі ёсць «język polski bardzo doskonały» або, прынамсі, «великий и могучий русский язык»? Што гэта за дурнота такая — займацца рыфмаплёцтвам на сялянскай гаворцы?! Дзе і калі гэта было чутно, каб сяляне вершы складалі ды дэкламавалі? А хто будзе каровы пасвіць? Аха-ха-ха!.. Дзіва што, панове!

Дарэчы, тое ж самае, але яшчэ больш «выразна», не звяртаючы ўвагі на ўмоўнасці, казалі і пра папярэдніка Багушэвіча — зноў жа героя Ул. Содаля — Вінцэнта Дуніна-Марцінкевіча, які атабарыўся ў Люцінцы ў тым самым 1840 годзе, калі нарадзіўся ў Свіранах будучы Прарок і калі ў царскай Расіі было забаронена беларускае друкаванае слова. А ён, люцінскі гаспадар, з тягам часу пачаў у сваім «улюбёным дамку» у Люцінцы ды ў Мінску публічна ладзіць тэатральныя імпрэзы па-беларуску. Смех дый годзе! Аднак зусім не смехам, а арыштам, шматгадовым паліцэйскім наглядам ды вялізным грашовым штрафам скончыліся для яго тыя гулі...

Тым не менш Яе Вялікасць Гісторыя палічыла, што і Дунін-Марцінкевіч, і Багушэвіч павінны быць поплеч з нашчадкамі. Тым жа, хто рагатаў з гэтых абодвух ці ўтаропліваў на іх свае пагрозлівыя вочы, Яна вынесла іншы прысуд: каб засталіся яны навекі нікому не вядомымі і нікім не запатрабаванымі. Апошнія, згодна з прысудам, адышлі ціха-мірна ў нябыт, і калі вернуцца адтуль, то, відаць, не раней як з надыходам Суднага дня...

Таму, шаноўнае спадарства, здаецца, карысна будзе на развітанне прыпомніць — усёй грамадой — простую і старую нібы Кітай думку: свет трымаецца Рупліўцамі! Уладзімір Содаль — адзін з іх. І таксама з вялікай літары!

31 января 2019 г.

31 января исполнилось 30 дней, как ушел из жизни выдающийся историк Беларуси Юрий Туронок. По католической традиции 30-й день — поминальный. Юрий Туронок заслуживает множества добрых слов о нем в этот день. И они, несомненно, будут сказаны. Его кончина была отмечена на всех авторитетных белорусских новостных сайтах — такое случается редко, как редки и такие исследователи. Наши слова восхищения им — в этом сюжете. Экскурсоводам надо учиться правде в своих рассказах всю жизнь, даже если правда порой не нравится ни им самим, ни слушателям, потому что она болезненна. Но боль пройдет — правда останется! Туронок, к его чести, никогда лжи во спасение не писал...


Когда знакомишься с историческими трудами этого человека, заменяющего собой — без всякой гиперболы! — целый институт, однозначно уясняешь для себя: чтобы стать историком, отнюдь не обязательно заканчивать исторический факультет, но, даже если его и закончишь, это еще вовсе не гарантия, что станешь историком... Первые публикации Юрия Туронка, экономиста по образованию, появились тогда, когда автору было уже под пятьдесят. Запоздалый дебют оказался столь блестящим, что десятилетие спустя Ежи Туронек — так звучат его имя и фамилия по-польски — защитил докторскую диссертацию, а его книга «Беларусь под немецкой оккупацией» (1989) стала настоящей научной сенсацией и историческим бестселлером как раз к 60-летнему юбилею автора. Как заметил один уважаемый рецензент, эта книга была «настолько новаторским произведением, что не вызвала дискуссий. Сообщество историков не было готово и до сих пор не готово к такой дискуссии».

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

«Я никогда не жил в Беларуси, только изредка, летом, наведывал свояков отца на Браславщине и матери — на Белостотчине. По этой причине, в сущности, у меня никогда не было возможности конфронтационно сопоставлять идеализированное домашнее национально-ориентированное воспитание с белорусскими реалиями: в довоенные детские годы это было слишком рано, а позже — почти невозможно. В этом отношении ничего не давали литовские и польские школы, не многое взял я и из отцовской библиотеки, сгоревшей во время военных действий в июле 1944 года. И все же никогда не покидало меня желание познать минувшее и современность Беларуси — настоящей родины моих родителей, которая для меня была уже только условным отечеством».

Так начинается предисловие Юрия Туронка к его другой книге — «Мадэрная гісторыя Беларусі», вышедшей в 2006 году и ставшей, по сути, эпическим полотном истории Беларуси ХХ столетия, а кроме того — антологией исторических исследований неутомимого автора. В одном из интервью, помещенном в этой книге, на вопрос, что особенно запомнилось ему из детских лет, он ответил:

«Всякий раз со сменой власти в школе вывешивали новые портреты: сначала был Пилсудский, потом Сметóна, за ним — Ленин, после — Гитлер. Интересно было наблюдать, как население встречало новую власть. В сентябре 1939 года Красную Армию приветствовали хлебом-солью, с портретами Ленина и даже «Интернационалом». Литовских солдат встречали более скромно. А немцев в 1941 году встречали с энтузиазмом. Как раз начались аресты «врагов народа», и из Дукштов (местечко в Игналинском районе Литвы, где жили тогда Туронки. — А.В.) уже отошли два эшелона в Сибирь. А третий не успел, и немцы в буквальном смысле освободили его».



Одолевая 850 страниц убористого текста этой книги, снабженного бесконечными сносками на многие сотни источников (монографических, книжных, журнальных, газетных, мемуарных, архивных), написанных на нескольких языках (польском, белорусском, немецком, английском, русском), вчитываясь в комментарии к тексту солидных исследователей, — невольно, с некоторой даже оторопью, осознаешь: перед тобой не ангажированный собиратель чужих мнений, не более или менее удачливый интерпретатор, даже не талантливый автор новой концепции. Нет! Перед тобой — первооткрыватель, новатор, Историк, каким он и должен быть в самом высоком смысле этого слова…

В книге представлено несколько захватывающих, едва ли не остро-детективных сюжетов, хотя ровный, академический стиль изложения Ю. Туронка не предполагает даже и малейших намеков на «жарение» фактов. Последние сыплются у него как из рога изобилия — и совершенно неожиданно складываются в безупречную мозаику. Похоже, только того они и ждали, дабы умелая рука высыпала их именно так, и никак не иначе. Вот легли факты друг к другу вплотную — и не разъять этот замечательный узор! А «жарением» пусть занимаются другие — те, у кого подлинных фактов не густо: ведь сей их недостаток в чадном дыму всегда не виден. Туронку эта плебейская кухня конъюнктурщиков не нужна — он аристократ в своей профессии, и потому наблюдать за его филигранной работой — одно удовольствие, хотя пишет он не о перипетиях роковой любви и не о красивых пейзажах, а о событиях грозных и масштабных, о людях трагических и уникальных

Историческая, выстроенная на основе документов, а не цветистых мифов версия этих событий — если говорить точнее и гораздо шире, то принципиально новая концепция освещения многих проблем недавней истории Беларуси — была предложена Ю. Туронком и коллегам-специалистам, и широкой публике тогда, когда уже столь многообещающе и громко звенело в Советском Союзе слово «перестройка». Эффект от туронковской правды оказался таким, словно оглушительно разорвалась бомба на тихой аллее парка культуры и отдыха трудящихся в лунный летний вечер, когда «и любится, и верится» и играет духовой оркестр… Весь вечер был начисто испорчен! Но, как оказалось, то был еще не вечер…

Не стану утомлять читателя подробным пересказом строго документированных данных, добытых Ю. Туронком как будто при виртуальном перекрестном допросе свидетелей, уже отошедших в небытие, — в конце концов, всякий желающий может прочитать его труд самостоятельно. Это тем более стоит сделать, ибо недавно, 2 января 2019 года, автора сей книги не стало. Он совсем немного не дожил до своего 90-летия. R.I.P.

18 января 2019 г.

Летась мінула 210 год, як прыйшоў у гэты свет чалавек, чыё імя зараз можна сустрэць у энцыклапедыях, манаграфіях, падручніках, хрэстаматыях і г.д. — Вінцэнт Дунін-Марцінкевіч. Шмат адрасоў Дуніна-Марцінкевіча ў Мінску. Менавіта ў губернскім Мінску, у суботу 9 лютага 1852 года, спраўдзілася мара Марцінкевіча: разам са Станіславам Манюшкам ён паставіў першую ў гісторыі беларускай культуры оперу — упершыню на мінскай гарадской сцэне гучала беларуская мова. Жывая. Народная. Пра гэтую падзею мы расказваем кожную пятніцу падчас Агляднай экскурсіі па Мінску https://viapol.by/assembly/5.1.htm


Нарадзіўся Вінцэнт Дунін-Марцінкевіч непадалёку ад Бабруйска, у былым фальварку, зараз вёсцы, Панюшкавічы. Свой жыццёвы шлях ён скончыў у Малой Люцінцы, на Валожыншчыне, калі яму ішоў 77-ы год… Пра многае з ягонага жыцця мы ведаем. Яшчэ больш застаецца, як кажуць, у тумане часу. Але здаецца, што ў апошнія гады гэты туман пачаў даволі хутка рассейвацца дзякуючы перш-наперш неверагодна паспяховым — інакш і не скажаш! — знаходкам гісторыка-архівіста Зміцера Дразда. У сваёй ёмістай кнізе «Таямніцы Дуніна-Марцінкевіча», выдадзенай да 210-годдзя беларускага класіка, аўтар робіць вельмі слушную заўвагу: «Кожны юбілей знакамітасці — гэта не толькі падстава для ўрачыстасці, але і выдатная прычына правесці інвентарызацыю нашых старых ведаў, нават тых, што сталі энцыклапедычнымі, бо частку з іх давядзецца раз і назаўжды спісаць на «сметнік гісторыі». Гэта таксама магчымасць увесці у навуковы абарот новыя веды, заснаваныя на апошніх архіўных адкрыццях».

«Таямніцы…» З. Дразда адкрываюць для нас зусім іншы — не хрэстаматыйны, часам нечакана-авантурны і разам з тым таямнічы — вобраз Дуніна-Марцінкевіча, які ў 24 гады… сам сабе і сваім родзічам прыдумаў прыдомак «Дунін» да прозвішча Марцінкевіч, ствараючы ні больш ні менш фантастычны радавод свайго шляхецкага (дваранскага) паходжання! І гэта — толькі кропля ў тых шматлікіх прыгодах жыцця, што выпалі на долю «Дудара Беларускага», як любіў сам сябе называць пан Вінцэнт…

Люцінку (або Люцынку), а дакладней, фальварак Малая Люцінка (між іншым, не такі ўжо і малы фальварак — плошчаю амаль 200 гектараў!) В. Марцінкевіч набыў у межавога суддзі Алойзія Сялявы ў 1840 годзе. Тут, сярод вясковага люду, прайшла большая частка ягонага жыцця. І менавіта тут нарадзіўся ён як пачынальнік новай беларускай літаратуры і як заснавальнік нацыянальный драматургіі і тэатра.

Месціцца Люцінка пры аднайменнай рачулцы, прытоку Іслачы. Ад тае хаты, у якой нараджаліся Марцінкевічавы творы, дзе сустракаліся Станіслаў Манюшка, Уладзіслаў Сыракомля, Адам Плуг, Канстанцін Кжыжаноўскі ды іншыя сябры і добрыя знаёмыя гаспадара фальварка, што ўтварылі люцінскі літаратурна-театральны гурток, анічога не засталося. У 1901 годзе старэнькі Марцінкевічаў дом згарэў. Новы дом, пабудаваны дзецьмі пісьменніка, знесены ў 1947 годзе.

Зараз на месцы дома — мемарыяльны знак, што з’явіўся тут у 1986 годзе. З цягам часу не стала саду, дэкаратыўных кустоў... Апошнім сведкам колішняй сядзібы і яе гаспадара даволі доўга заставалася легендарная старая ліпа, «уласнаю пасаджаная рукою», пад якой, паводле сямейнага падання, быў напісаны ў 1866 годзе самы знакаміты твор Дуніна-Марцінкевіча — камедыя, ці фарс-вадэвіль, «Пінская шляхта».

Амаль што дэтэктыўная гісторыя стварэння гэтага твора праяснілася толькі ў апошнія гады. Вельмі доўгім — больш за паўстагоддзя — быў шлях камедыі да чытача. Бязлітасным — яе смех з тагачаснай рэчаіснасці. А ў якіх найцяжейшых абставінах — пасля арышту, пасля высылкі любай дачкі Камілы на Урал, у Салікамск, пасля вялізнага штрафу, якім быў абкладзены хворы, пазбаўлены верных сяброў пісьменнік, — ён, жывучы ў поўнай нястачы, амаль галечы, пад пільным наглядам паліцыі, тым не менш зноў узяўся за пяро! Усё гэтае не можа не выклікаць здзіўлення і шчырай павагі да моцнай сілы волі і непераадольнай мужнасці аўтара твора, якому — і аўтару, і твору адначасна — наканавана неўміручасць...

З 2008 года, калі 200-годдзе з дня нараджэння класіка беларускай літаратуры было ўключанае ў Каляндар знамянальных дат ЮНЕСКА, «Пінская шляхта» пачала размаўляць з чытачамі і гледачамі адразу на некалькіх замежных мовах — рускай, польскай, англійскай, нямецкай, пераклады на якія былі зроблены з аўтэнтыка, уведзенага ў навуковы ўжытак у сярэдзіне 1980-х гадоў. Неўзабаве, 18 студзеня, бліскучая камедыя ў чарговы раз ажыла на сцэне Купалаўскага тэатра ў Мінску!



…Вузенькая асфальтаваная дарога ад люцінскага пагорка вядзе падарожніка, сярод найцудоўнейшых краявідаў Налібоцкай пушчы, да вёскі Падневічы, што ляжыць пры старым гасцінцы з Ракава на Івянец. Блізу яе калісьці стаяў засценак Тупальшчына. Ягоная назва пазней перайшла да прыдарожных могілак з капліцай, пабудаванай гаспадарамі Тупальшчыны — Жаброўскімі. Тут і спачывае чалавек, слушна названы літаратуразнаўцам Язэпам Янушкевічам «Патрыярхам з Малой Люцінкі». Перад капліцай з 1977 года стаіць помнік ля магілы, у якой пахаваны сам «Дудар», ягоная другая жонка Марыя Паўлаўна і малодшая дачка Цэзарына... Спакой і цішыня атуляюць гэтую маляўнічую мясціну...



Шмат адрасоў Дуніна-Марцінкевіча і ў Мінску. Менавіта ў губернскім Мінску, у суботу 9 лютага 1852 года, спраўдзілася мара Марцінкевіча: разам са Станіславам Манюшкам ён паставіў першую ў гісторыі беларускай культуры камічную оперу — яна стала ластаўкай у беларускім прафесійным тэатральным мастацтве. А яе аўтар, у бліскуча выкананай ім ролі войта Навума Прыгаворкі, набыў для сябе назаўжды гэтае новае імя, якое яму вельмі імпанавала! Упершыню на мінскай гарадской сцэне гучала беларуская мова. Жывая. Народная. Паўторныя пастаноўкі ладзіліся ўжо тайна, у прыватных дамах у Мінску, Глуску, Бабруйску, Нясвіжы...

І хаця «дом Поляка», дзе адбылася прэм’ера «Сялянкі», не існуе — ён зруйнаваны ў 1984 годзе, а на ягоным месцы зараз красуецца новапабудаваны гатэль «Еўропа», — усё роўна мінчукі могуць ганарыцца падзеяй, што амаль 167 год таму адбылася тут дзякуючы намаганням стваральнікаў оперы, помнік якім пастаўлены ў 2016 годзе ў скверы на плошчы Свабоды.



Сапраўды велічная постаць В. Дуніна-Марцінкевіча паўстае ў часе — з цягам стагоддзяў. І мо дачакаемся мы яшчэ той шчаслівай хвіліны, калі і на люцінскім пагорку ў рэшце рэшт акрэсляцца абрысы колішняй сядзібы Марцінкевічаў ды з’явіцца гожы помнік гаваркому Навуму Прыгаворку…

6 января 2019 г.

Двадцать лет тому назад это было… А помнится и сегодня со всеми деталями — самыми вроде бы малыми и незначительными. Впрочем, на той — Святой — земле малое вдруг нежданно-негаданно обращается в великое… Пройти по следам Христа — такое паломничество не забудешь никогда! За более чем неделю путешествия наша паломническая группа объехала практически весь Израиль — крохотную по площади, но необъятную по достопримечательностям и разнообразию незабываемых впечатлений страну ― «землю, текущую молоком и медом, красу всех земель», как сказал о ней ветхозаветный пророк Иезекииль.


В один из дней с особым трепетом отправлялись мы из Иерусалима в Вифлеем — так по-гречески звучит имя этого города, который на иврите именуется Бейт-Лехем, что значит — Дом хлеба. Еще бы! Ведь в светлый праздник Рождества Христова взоры всего христианского мира оказываются прикованными к этому небольшому арабскому городку, к его Рождественской базилике, покрывающей ту пещеру (вертеп), откуда воссиял свет Христов. И всегда свежо и ново звучат в храмах за Рождественской литургией слова из 2-й главы Евангелия от Луки, возвращающие нас ко времени, когда Дева Мария «родила Сына Своего Первенца, и спеленала Его, и положила в ясли, потому что не было им места в гостинице».



Попасть в Базилику можно лишь через единственный вход («Врата Смирения»)― настолько узкий и низкий, что побуждает и паломников, и туристов благоговейно склониться, прежде чем войти в святилище. От главного алтаря спускаемся по лестнице в пещеру, или «Грот»... Да вот она, знаменитая серебряная «Вифлеемская звезда», возлежащая на мраморе над местом Рождения Христа! А в двух шагах от нее ― три ступени, ведущие вниз ― к яслям, куда был положен Богомладенец и куда пришли поклониться Ему местные пастухи и ведомые звездой с Востока волхвы-короли с дарами: золотом ― как царю, ладаном ― как Богу и смирной ― как человеку, ибо благовонная мазь эта, добываемая на Востоке из растений, имела силу предохранять тело от болезней.

Освещенная лишь лампадами, пещера потрясает своим простым и суровым обликом, усмиряющим гордыню человеческую лучше любых самых пламенных проповедей. Это ― достойнейший урок, преподанный Богом две тысячи лет тому назад, но едва ли усвоенный человечеством и поныне.

Во тьму веков та ночь уж отступила,
Когда, устав от злобы и тревог,
Земля в объятьях неба опочила,
И в тишине родился С-нами-Бог.

Он здесь, теперь, ―
Средь суеты случайной,
В потоке мутном жизненных тревог
Владеешь ты всерадостною тайной:
Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог! —

так проникновенно писал о чуде Рождества выдающийся богослов, философ и поэт ХIX века Владимир Соловьев.

В иудейских горах, в 11 км от Вифлеема, есть пещера, где, по преданию, останавливались на ночь волхвы после поклонения Богомладенцу и откуда, по евангелисту Матфею, они «отошли в страну свою», получив во сне откровение не возвращаться к царю Ироду, пожелавшему выведать у них о Младенце, «чтобы погубить Его». В этой пещере в V веке уединился преподобный Феодосий и, заботясь о странниках, больных, убогих, основал здесь монастырь (ныне это греческий женский монастырь Феодосия Великого).



Более восьми веков тому назад в этой обители была погребена наша соотечественница преподобная Евфросиния (ок. 1101—1167), игумения Полоцкая, в миру Предслава, совершившая в конце жизни паломничество в Святую Землю. Заболев в Иерусалиме, она почила в пещере, обращенной ныне в часовню. Мощи ее впоследствии были перенесены на родину ― в основанный ею Спасский монастырь в Полоцке.





Работая в 1979 году над сценарием телефильма «Полоцкая печать» ― о полоцких древностях, в том числе и о Спасо-Евфросиниевском монастыре и его основательнице, ― мог ли я даже в самых смелых мечтах предположить, что Провидению будет угодно так причудливо сплести наши паломнические дороги?! Но — на Святой земле, кажется, все возможно…





И сплетаются причудливо времена и страны — но об этом подробнее на экскурсии в город-патриарх Полоцк каждый четверг в 2019 году — начиная с первых дней весны https://viapol.by/assembly/2.1.1.htm

30 декабря 2018 г.

«Если бы я мог родиться тысячекратно, я бы тут хотел родиться. Если бы я мог умереть тысячекратно, я бы тут хотел умереть» — написал Адам Мицкевич о Новогрудчине... Завершим виртуальное путешествие, посвященное его юбилею


Вольно (прежде — Вольное), что расположилось неподалеку, в 11 км, от Заосья, было хорошо знакомо А. Мицкевичу: он бывал тут у братьев Рафаила и Оттона Слизеней (с 1771 года Вольное принадлежало этому состоятельному шляхетскому роду). Некоторое время здесь жил Ян Чечот. Рафаил поддерживал дружеские отношения с Верещаками, с Томашем Заном, Игнатом Домейко. Современники называли его «человеком возвышенных идеалов». Он оставил после себя медальоны и барельефы известных деятелей культуры Беларуси, и, конечно же, Адама Мицкевича.



Хотя усадебный дом Слизеней не уцелел (на его месте располагается теперь Дом культуры с мемориальной доской в память о Рафаиле Слизене), но сохранился обширный красивый парк с прудами, на окраине которого стоит словно вылепленная из кирпича Троицкая церковь (1768) — ее видел поэт. Тогда она была униатским храмом при базилианском монастыре, просуществовавшем здесь более двухсот лет. Святыня… как будто движется навстречу посетителю. Этому впечатлению во многом способствуют ступенчатые контрфорсы, приставленные к главному и боковым фасадам и придающие церкви изумительную пластичность и динамичность…



От Вольно 16-километровая дорога ведет к бывшему местечку Стволовичи, ныне — агрогородку Столовичи. Сюда Адам приезжал с друзьями на ярмарки, шумевшие на Рыночной площади у стен костела Св. Иоанна Крестителя (сегодня это уже православная церковь во имя Александра Невского). Начало костелу было положено Лоретанской каплицей, которую возвели здесь в память Святого Дома Девы Марии, перенесенного, по легенде, из Назарета в итальянский город Лорето ангелами.



Стволовичскую каплицу, где размещалась копия широко известной лоретанской статуи Черной Мадонны (Madonna Macerata), заложил в ХVІІ столетии командор Мальтийского ордена Сигизмунд Кароль Радзивилл — сын владельца Несвижа и видного государственного деятеля Миколая Крыштофа Радзивилла-Сиротки, которого Мицкевич упомянет в поэме «Пан Тадеуш» («Густ у князя Радзівіла быў несіроцкі, хоць і звалі Сіратою»).



Уже к середине ХVІІІ века каплица была включена в костел, который, обретя под опытной рукой знаменитого архитектора Иоганна Кристофа Глаубица изысканные формы «виленского» барокко, превратился в главный храм местных кавалеров этого ордена. Примечательно, что даже опорные столбы в храме были выполнены в форме стилизованного восьмиконечного мальтийского креста.



Нельзя не упомянуть и о том, что рядом с костелом в 1991 году установлен мемориальный знак в память о «битве при Стволовичах», которая произошла в сентября 1771 года между войсками Барской конфедерации во главе с гетманом великими литовским Михалом Казимиром Огинским и армией генерал-майора Александра Суворова. Эта битва, проигранная гетманом, стала трагическим прологом к первому разделу Речи Посполитой (1772), а в итоге — и к падению Республики Двух Народов. Возможно, многозначительным намеком-аллюзией на события Стволовичской битвы, незабытой в этих местах еще и в ХIX столетии, стало мастерское описание Мицкевичем шляхетского сражения в 9-й главе «Пана Тадеуша»…



И наконец, — случается же такое! — в Стволовичах в 1792 году была похоронена Анастасия Марцинкевич — бабушка классика белорусской литературы Винцента Дунина-Марцинкевича, который в 1859 году сделал первый (!) перевод поэмы «Пан Тадеуш» на белорусский язык.

Но вот уже остался позади и тихий агрогородок Столовичи — мы же, пройдя и проехав до него добрую сотню километров по «Шляху Мицкевича», лицом к лицу оказались у самой оживленной дороги Беларуси — международной автомагистрали Е30/М1. А она есть не что иное, как естественное продолжение нашего «шляха», ибо ведет туда, где пришлось блуждать поэту долгие годы его вынужденного изгнанничества…

На 57 году жизни земной путь Адама оборвался… Вынос тела скончавшегося в Константинополе «гражданина мира» вылился в настоящую демонстрацию: в глухом молчании шли за его гробом представители разных народов. «Он был для людей моего поколения и медом, и молоком, и жёлчью, и кровью сердечной, мы все — от него...» — так откликнулся на весть о кончине А. Мицкевича знаменитый поэт, баловень литературного Парнаса Зыгмунт Красинский.

Тело Мицкевича было перевезено из Турции во Францию и похоронено на кладбище в Монморанси близ Парижа. В 1890 году его прах был погребен в Кракове, в склепе кафедрального собора Вавельского замка.









И вот оттуда перед поэтом-пророком открылась его последняя — самая дальняя — дорога. В Вечность. Но прежде чем ступить на этот «шлях», он заключил с родной землей бессрочный завет-союз — перо, словно обращаясь в его руке в посох Вечного Странника, начертало:
«Если бы я мог родиться тысячекратно, я бы тут хотел родиться. Если бы я мог умереть тысячекратно, я бы тут хотел умереть».

Этими Мицкевичскими строками завершаем виртуальное путешествие по поэтическим местам Новогрудчины — и приглашаем в путешествие реальное — см. экскурсию https://viapol.by/assembly/3.1.htm

24 декабря 2018 г.

В ночь на Рождество… Ровно 220 лет назад — 24 декабря 1798 года — в небольшом фольварке Заосье на Новогрудчине родился Адам Мицкевич. Продолжим виртуальное путешествие, посвященное этому юбилею

Проследуем из Тугановичей через поселок Городище в Колдычево и, свернув там налево, через несколько минут окажемся на том месте, где прежде стоял небольшой фольварк Заосье. Здесь 24 декабря 1798 года родился Адам Мицкевич. Впрочем, споры о месте его рождения не утихают до сих пор. Как иронично замечал в ХІХ веке поэт и знаток отечественной истории Винцесь Коротынский, «семь эллинских городов спорили меж собой за право считаться местом рождения Гомера, хотя он при жизни ни в одном из них не имел приюта. Нечто подобное случилось с нашим Мицкевичем. Так слава богу, что у нас есть если не семь, то три места рождения одной личности, хотя со временем, будем надеяться, доберем и до семи».


Вот что имеет в виду прозванный «бородатым литвином» Коротынский, говоря о «трех местах рождения одной личности». При жизни Адама Мицкевича местом его рождения все безапелляционно считали Новогрудок. Но в появившихся после его смерти некрологах таким местом было названо Заосье. Друг и наставник Коротынского — Владислав Сырокомля полагал, что Мицкевич родился в фольварке Осовец (Осово). Эту же версию, позднее полностью отвергнутую, поддержал патриарх белорусоведения Адам Киркор. По утверждению старшего брата Мицкевича — Франтишка, Адам появился на свет в придорожной корчме «Выгóда», неподалеку от Заосья. А младший брат Адама — Александр и сын поэта Владислав единодушно указывали на Заосье. Исследователи, сопоставив многие факты, местом рождения великого поэта в итоге назвали Заосье, хотя документами это не подтверждено доныне. (Итак, родина поэта, безусловно, есть, а вот конкретного места его рождения — нет! И таких «знаков Свыше» в биографии нашего героя изрядное количество. Но об этом — ниже.)



Заосьевская усадьба была построена в традициях старосветских шляхетских дворов. Жилой дом с высокой соломенной крышей и прямоугольными окнами, с крыльцом под двухскатным покрытием на двух колоннах. Рядом стоял лямус, нижний этаж которого служил кладовкой, а верхний (с маленьким балкончиком) — жильем. Адам вспоминал, что весной и летом там обычно спали дети, да и он сам частенько. Поодаль располагались другие необходимые в хозяйстве постройки, в том числе и банька.



Все это известно нам по рисункам друга Мицкевича Наполеона Орды и преподавателя Новогрудской гимназии Эдуарда Павлóвича. Последний описал в 1883 году ландшафт Заосья, и это описание точь-в-точь совпадает со стихотворным портретом окрестностей Заосья в балладе «Тукай», упомянутой нами в самом начале этих заметок.



Рождение будущего гения сопровождалось чудесами, о коих потом долго судачили в округе: будто бы в ту дивную рождественскую ночь заговорила скотина, лежавшая на теплых подстилках в занесенных снегом хлевах. Согласно же семейному преданию, повивальная бабка Малецкая положила новорожденного малютку на книгу и на ней перерезала ему пуповину. Эта книга в черном кожаном переплете под названием «Судебный процесс» хранилась в библиотеке Мицкевичей. По распространенному у многих народов поверью, младенец, положенный на книгу, будет мудр.

В детстве его окружали няня Гонсевская, искусная певунья, и слуга Блажей, наделенный незаурядным талантом рассказчика легенд, сказок, преданий. В пытливом малыше он всегда находил благодарного слушателя, что доставляло немало хлопот родителям: впечатлительного Адама, увлеченного вечерними побасёнками Блажея, невозможно было уложить спать...

Среди умиротворенного пейзажа Заосья и протекало детство избранника небес, которое он сам называл «анельскiм, сельскiм». Усадьба была воссоздана в 1998 году, накануне 200-летия со дня рождения великого поэта; в ней открыта построенная на литературных реминисценциях экспозиция, которая позволяет погрузиться в быт семьи Мицкевичей и в историю самого фольварка.

Поначалу Заосье принадлежало братьям Михалу и Юзефу Яновичам, которые задолжали дядьям Миколая Мицкевича, Юзефу и Базилю, и судились с ними... 40 лет! Мицкевичи выиграли дело в суде. А потом один из них, Базиль, передал своему брату Юзефу права на владение фольварком. Однако Яновичи наотрез отказывались покинуть насиженное гнездо. Тогда Мицкевичи с помощью друзей отбили фольварк силой («наезд», о котором вспомнит Адам в «Пане Тадеуше»).



Так Заосье перешло сначала к Юзефу Мицкевичу, затем, после его смерти, вновь к Базилю, а от последнего — к Миколаю Мицкевичу, который в сентябре 1799 года взял на себя руководство фольварком. Оно продолжалось почти два года, пока отец поэта, занятый юридической практикой и не располагавший временем для ведения хозяйственных дел, не счел за лучшее передать Заосье в аренду, а потом и во владение мужу своей сестры Барбары — Винценту Стыпулковскому. Случилось это в 1806 году.

Тогда же Мицкевичи окончательно переехали в Новогрудок в собственный каменный дом. Но глава семейства начал болеть и в 1812 году умер, переложив все заботы по содержанию и обучению детей на плечи жены. Выбиваясь из последних сил, она делала что могла, но через восемь лет и ее не стало. Родителей Адама похоронили на доминиканском кладбище Новогрудка рядом с их младшим сыном Антоном. Ни Миколаю, ни Барбаре Мицкевичам так и не суждено было узнать при жизни, кем станет их второй сын — Адам. Но именно благодаря ему провинциальный адвокат и добродушная домохозяйка навсегда пропишутся в истории.



12 февраля 1799 года будущую мировую знаменитость крестили в новогрудской Фаре, однако внесенная в метрическую книгу костела запись о крещении младенца, получившего два имени — Адам и Бернард, не содержала в себе ни даты, ни места его рождения. Не иначе как само Провидение вмешалось тут, вводя в мир человека, рождение которого с самого начала было окутано пологом таинственности. Секреты гения? Возможно.

Ведь легенды и мифы — а они, как известно, прочнее стали — окружали его от рождения и первой романтической любви до мистицизма зрелых лет и загадочно-странной смерти в Константинополе, куда привело его неудержимое сердце поэта-романтика и борца за свободу всех угнетенных. Легенды будут множиться и после его кончины. Эти легенды и мифы, прижизненные и посмертные, так замысловато переплелись в ХІХ веке, что и всему ХХ веку не хватило сил их распутать. Даст бог, с этим справится ХХІ столетие...

В Заосье можно было бы, пожалуй, поставить точку на нашем «шляхе». Однако мы опять продолжим его…https://viapol.by/assembly/3.1.htm

Окончание следует